Олег Мухин - Человек: 1. Теория большого надувательства
В этой песне Аммагамма смеялся над предрассудками, над религиозными догмами, над закостенелостью человеческого сознания.
Следующая композиция была ещё одним инструменталом. А темой стал космос. Это был гимн астрономам, изучающим вселенную, гимн покорителям космического пространства. Наверное, это была единственная вещь, включённая в программу концерта, которая не критиковала деяний людей, а, наоборот, воспевала их поступки. Кадры устремлённых в небо обсерваторий, стартующих ракет, панорамы звёздных скоплений, лица улыбающихся космонавтов, облачённых в серебристые скафандры, можно было увидеть на мониторах. Картинку дополняла величественная, торжественная музыка в исполнении всей команды музыкантов. Бэк-вокалистки пели без слов, используя свои голоса в качестве инструментов. Женский вокал очень гармонично сочетался с мелодией. Создавалась атмосфера чего-то значимого, осмысленного, нужного всему человечеству.
Я вспомнил свои полёты в космос. Это всегда было общение с прекрасным. Ничего, кроме восхищения, космическое пространство у меня не вызывало. Мои воспоминания целиком состояли из ярких, захватывающих впечатлений. Помню, как я впервые взглянул на Землю со стороны, как поразился тому факту, что, даже не давая увеличения, можно было увидеть мельчайшие детали её поверхности, как поразился удивительнейшим цветам, в которые она была окрашена. Помню, как потрясла меня Луна, своим безжизненным, но таким необыкновенным, таким загадочным ландшафтом, своим
беззвёздным небом. Помню свой первый выход в открытый космос. Когда ты оказываешься висящим посреди усыпанной звёздами бездны, то поначалу чувствуешь себя маленьким, беззащитным существом, чуждым гигантской массе галактики, тебя окружающей, но потом постепенно начинаешь осознавать свою сопричастность к происходящему, начинаешь ощущать себя частичкой этого умопомрачительного процесса. Во всяком случае ты тешишь себя мыслью, что твоё появление тут не напрасно, и для чего-то ты необходим этому бескрайнему миру.
В конце песни сцена наполнилась сизым дымом, и, опираясь на рыжую струю огня, под одобрительные возгласы публики в небо взмыла небольшая ракета, миниатюрная копия тех исполинов, что проложили человечеству дорогу к звёздам. Народ в зале просто балдел от шоу, но все эти спецэффекты, все эти дорогостоящие трюки были лишь детской забавой по сравнению с тем, с чем ещё предстояло столкнуться пришедшим на концерт людям. Даже я, давно уже ничему не удивляющийся, и то был вчера ошеломлён
увиденным.
Пока зрители-слушатели бешено аплодировали, команда на несколько минут пропала из поля зрения, растворившись в черноте неосвещённых подмостков. Когда же свет на сцене зажёгся, Редж уже снова нацепил на себя знакомую публике военную форму, а вид остальных участников группы, тоже облачённых в камуфляж, исключил всякие сомнения в том, что следующая песня будет о войне. И точно – хрипло откашлявшись, Аммагамма набрал в грудь побольше воздуха и начал:
«Натянутая струнаРвётся.Завтра атомная войнаНачнётся.Не умеем мы жить спокойноИ тихо.Обязательно нужно будитьЛихо.Обязательно нужно убитьМиллионы.Чтобы генерал получил звездуНа погоны…»
Он спел второй куплет, и когда группа стала исполнять трёхминутный инструментальный проигрыш, в небе над амфитеатром, перекрывая звучание музыки, послышался гул летящего самолёта. Лучи прожекторов поймали самолёт в перекрестие. Все находящиеся в зале задрали головы вверх, наблюдая за его полётом.
Вертикально зависнув над амфитеатром, самолёт вдруг начал падать вниз, стремительно увеличиваясь в размерах и издавая при этом ужасный пронзительный вой. Можно было уже ясно понять, что это не какая-нибудь там бутафория, а настоящий трофейный пикирующий бомбардировщик пятой мировой войны. На его крыльях отчётливо были видны красные круги.
Я знал, что самолёт должен был напугать аудиторию до смерти и, долетев почти до самого амфитеатра, выйти из пике, сбросив на толпу лишь ворох конфетти из бомболюков. Но основной массе зрителей-слушателей это не было известно. И они затаили дыхание, наблюдая, как многотонный бомбардировщик угрожающе приближается к ним. Что играла группа, уже понять было невозможно, поскольку в ушах стоял только
душераздирающий вой падающего самолёта. Я увидел, как Аммагамма беззвучно раскрывает рот и рукой указывает в вечернее небо. Три бэк-вокалистки пританцовывали.
Это был последний раз, когда я видел Реджа, видел его живым, потому что потом случилась катастрофа. Вместо того, чтобы выйти из пике, бомбардировщик рухнул в зрительный зал, прямо на сцену, и тут же взорвался со страшным, чудовищным грохотом. Море огня затопило сцену и зрителей. Те, кто находились в эпицентре, погибли сразу. У тех, кто был подальше, горела одежда и волосы. Взрывной волной и многочисленными осколками поранило и покалечило тысячи людей. Если бы самолёт упал в центр зала, погибли бы все, а так небольшому количеству зрителей удалось выжить, в том числе и мне. И хотя я не был таким же смертным, как они, но и от меня, я уверен, остался бы только «чёрный ящик». Я смотрел на этот ужас, на жуткий хаос в зале, где ещё десять минут назад происходило интеллектуальное действо, и не верил собственным линзам. Как же так? Ведь самолёт не должен был упасть! Гвалт стоял неимоверный. Крики, вопли, стоны, ругань смешались с картинками мёртвых, искалеченных, обожжённых, ополоумевших от горя людей. На это больно было смотреть. Я обратил свой взор к небу. Там висел белый купол парашюта.
2
Ракета-носитель произвела на него сильное впечатление. Поражали размеры, техническая красота, цветовая гамма, да и вообще восхищала мощь и величие всего сооружения. Глаз оторвать было просто невозможно. Неподалёку суетились репортёры, щёлкали своими фотоаппаратами, брали у кого-то из экипажа последнее предполётное интервью, а он стоял в отдалении, спрятавшись за массивное основание фермы
обслуживания и разглядывал, задрав вверх голову, колоссальную конструкцию ракеты, которая совсем скоро должна была преодолеть земное притяжение.
«Тренажёры и симуляторы – это одно, а вот так, вживую, увидеть настоящую ракету, начинённую приборами, заправленную топливом, облепленную шлангами, кабелями, с
пристыкованной шахтой лифта и прочими переходными мостиками, парящую и готовую в любую минуту сорваться со стартовой площадки в космос – это совсем другое дело. Никакая имитация не заменит реальность. Сколько сразу новых впечатлений, мыслей, даже, я бы сказал, переживаний возникает внутри тебя, когда ты сталкиваешься лицом к лицу с действительностью, о которой ты был столько наслышан, и которую теперь можно потрогать руками», – подумал он.
Громкоговорители играли какую-то бравурную музыку, однако атмосфера, царящая на космодроме, была не слишком-то весёлая. В воздухе висела напряжённость. Первая экспедиция не вернулась, поэтому, вернётся ли вторая, прогнозировать было сложно. Самое скверное заключалось в том, что причина, почему не вернулась предыдущая команда, так и осталась неизвестной. Экипаж не вышел на связь в установленное время. И всё. Хотя посадка прошла без проблем, хотя все системы корабля функционировали нормально, хотя продовольствия, кислорода и горючего у парней было предостаточно, чтобы успешно выполнить программу и благополучно вернуться на Землю. Что-то там случилось такое, что вывело из строя радиостанцию и убило шестерых здоровых, тренированных космонавтов, которых дома ждали семьи, Агентство по освоению ближних миров, отправившее их на Марс, да и подавляющее большинство населения планеты. Прошло уже четыре года, а загадка так и осталась загадкой, и новая экспедиция должна была её разгадать.
Пёстрые национальные флаги и яркое летнее солнце психологически подбадривали улетающих, однако Алекса они почему-то не радовали. Он ощущал какую-то тайную опасность в предстоящей миссии, какую-то скрытую угрозу, и даже не мог себе толком объяснить, откуда взялось это предчувствие, из какого уголка его электронного сознания оно исходило. «Пребывая в телах «сквизов», я никогда ничего не боялся, а тут на тебе – впервые испытываю страх, ну пусть не страх, но что-то вроде того. Может быть, это результат самосовершенствования, некой эволюции цифровых организмов?» – подумал он.
Алекс вспомнил слова одного известного многоопытного космонавта. Когда того спросили, было ли ему страшно лететь в космос в первый раз, ветеран звездоплавания ответил: «Первый раз лететь не страшно, потому что ты наивен и не понимаешь, что на самом деле происходит. В первый раз ты испытываешь щенячий восторг от всего, с чем сталкиваешься во время полёта. Настоящий страх, как это ни парадоксально, появляется после третьего-четвёртого раза. Когда тебе становится известна вся информация – что если не докрутить на пол-оборота вот эту гайку, например, или вовремя не нажать вон на ту кнопку, то ты вместе со своими товарищами сгоришь в плотных слоях атмосферы. Когда ты точно знаешь, что в любой момент обшивку космического корабля может пробить метеорит, и всему экипажу будет крышка, то щенячий восторг и романтика исчезают напрочь».
